Вадим ДЕМИДОВ: «В искусстве важно быть иным»(2007 г.)

Скоро состоится презентация второго после пятилетнего перерыва альбома легендарной нижегородской группы «Хроноп». О том, как себя чувствует русский рок в современности, — в интервью её лидера Вадима ДЕМИДОВА.

   Эмилия НОВРУЗОВА: Есть ли в искусстве место политике?
   Вадим ДЕМИДОВ: Все рокеры золотой поры восьмидесятых, по мере своих сил приближали наступление либеральных ценностей, просто потому, что свобода это и есть рок-н-ролл. Говорить открыто — большая ценность для рок-н-ролла. Все мы приветствовали наступление девяностых. И в 80-е наши песни были весьма злободневными. Но фишка «Хронопа» в том, чтобы всегда идти против некоей генеральной линии, которой придерживаются многие рокеры. Поэтому мы всегда творим, ориентируясь только на свой вкус, а не на то, что подсказывают обстоятельства. Например, в начале 1990-х, когда большой маховик социального рока ещё двигался по инерции, подпитываясь окружающей средой — талонной системой, голодом, — которая, естественно, прорывалась в тексты, «Хроноп» уже отходил в песнях в сторону от этой актуальности. В текстах ещё были намёки на «совок», но тем не менее мы уже уходили в лирику, пели о немодной в ту пору любви.
   В прошлогоднем альбоме «Любитель жидкости» остросоциальных песен нет. Герой песен повзрослел, начал задавать себе вопросы, пытаясь понять, кто он такой в сегодняшних обстоятельствах. Остались, разумеется, вечные рок-н-ролльные темы — мачизм, алкоголь и, как я их называю, псевдофилософские мужские вопросы, связанные с кризисом среднего возраста. А альбом, который мы презентуем 21 декабря, — вообще почти чистая лирика. И когда вокруг такое активное наступление на демократические свободы и либерализм, кому-то он может показаться несовременным. Но с другой стороны, ведь автор работает не только на сегодняшний день, не всегда он хочет быть злободневным. Зато есть вневременные песни, которые будут актуальными и через 10-15 лет.
   Особенность «Хронопа», как ни странно, как раз в этом: многие наши песни восьмидесятых можно слушать и сейчас, потому что в них речь идет о общих, вневременных вещах. Кстати, это серьёзная задача — найти баланс между злободневностью и вневременными смыслами. Мне кажется, что любой автор хотел бы найти равновесие между тем, чтобы быть острым сегодня и не стать старомодным на следующий год. Сложно быть острым, злободневным и не быть при этом смешным. А мы не можем позволить себе в этом возрасте быть смешными и выходить на сцену с какими-то речёвками и агитками. Не хочу из будущего стыдить себя сегодняшнего.
   Э.Н. Кому из рокеров восьмидесятых, на ваш взгляд, удалось достичь этого равновесия?
   В.Д. Только Гребенщикову. Есть, конечно, Борзыкин, есть Шевчук, но… Думаю, что когда человек взрослеет, он должен становиться чуть мудрее и многомернее видеть мир. Когда мы были молодыми, нам было достаточно лозунгов, как у Миши Борзыкина, слушали, допустим, «рыба гниёт с головы», и было сразу ясно, о чём идёт речь. Но сегодня мне кажется, что это не так уж точно сказано, потому что этот лозунг бьёт из пушки по воробьям, а в мире всё тоньше и сложнее. Я не из тех, кто стреляет словом, не разбирая потерь. Что касается Гребенщикова, то он, на мой взгляд, видит нюансы и точно наводит прицел, его подход мне гораздо ближе. К сожалению, сейчас из восьмидесятников я мало кого могу слушать. Мне даже кажется, что многие не то что сошли с ума, но у них просто появился какой-то пунктик. У одного безудержная религиозность, воинствующее православие, другой пишет социальные песни, которые уже не работают, потому что язык изменился, а он всё ещё остался в тех годах, с той лексикой, с теми же мишенями. А всё же для автора очень важно, как мне кажется, повзрослеть.
   Э.Н. Многие упрекают Макаревича, БГ, Шевчука в излишней лояльности к власти. На ваш взгляд, возраст и протест совместимы?
   В.Д. Молодой человек очень многого не боится. Он не понимает, что такое смерть, что такое болезнь, что такое страх. Он этого лишён и поэтому хочет попробовать всё, в том числе и протест. В зрелости страхи эти, конечно, сохраняются, но мы уже думаем о «вечном». В молодости ты готов закрыть грудью любую амбразуру, но обрастая какими-то обязательствами, детьми, семьей, идя на амбразуру, надеваешь бронежилет.
   Евгений ЛАВЛИНСКИЙ: Но, Вадим, они же не идут на амбразуру вообще и спокойно могли бы прожить и без лояльности к власти, оставаясь в своём измерении. Зачем Кинчев, к примеру, выступает на концерте перед НАШИми после «Любэ»?
   В.Д.: Во-первых, когда ты на каком-то топе, ты не всегда принадлежишь самому себе, и нужно понимать, что у тебя есть обязательства перед продюсерами. Тебе устроили этот концерт, который стоит 10 тысяч долларов, и ты идёшь и выступаешь. С другой стороны, когда в 1996 году многие рокеры участвовали в предвыборном туре Ельцина, это не было предательством идеалов — они шли под лозунгами, в которые верили ещё с семидесятых. Сегодня ситуация гораздо сложнее, тоньше стали технологии власти, нет явного разделения идеологии на «коммунизм» и «демократию», к примеру. Скажем, «Единая Россия» отлично соединяет в себе и то, и другое.
   Е.Л. А у тебя нет ощущения, что твоя старая песня «Вегетарианский тайм-аут» была очень точной, и сегодня времена вегетарианства в России вновь завершены?
   В.Д. Я думаю, что сегодня ещё продолжаются вегетарианские времена.
   Е.Л. Но и твоя песня была написана не в 1937 году, Вадим. Это было в условном 1990 году, или чуть раньше.
   В.Д. Более того, даже в 1987-м Горький был ещё городом стрёма.
   Е.Л. Поэтому я и спрашиваю, не кажется ли тебе, что 2007 похож на 1987?
   В.Д. Нет, он похож на 1984. Это самый что ни на есть застой. А что касается будущего… В 2003 новые комсомольцы сжигали книги Сорокина на площади, а скоро, возможно, будут запрещать рок-концерты.
   Е.Л. Для творчества это время полезно, вредно или тебе всё равно, как Гребенщикову, который говорит, что восьмидесятые помнит только по своим альбомам, а не по именам генсеков? История «Хронопа» и история России проходят параллельно или они не взаимосвязаны?
   В.Д. Понимаешь, получается, что хронопы частенько умудряются идти вразрез с мэйнстримом. Я не знаю, почему когда в стране становится как-то несвободно, мы выпускаем сборник лирических песен. Мы ставим себе творческие задачи, которые не всегда приходятся ко двору. Видимо, когда мы выпустим остросоциальный альбом, в стране будет лето любви.
   Почему когда в 1990 году можно было петь лирические песни, типа «Я на стуле сижу у окна» и жить припеваючи, мы, подучившись играть, начали заниматься заумным арт-роком, и в конце концов совсем оторвались от своей публики. Почему нас тогда туда повело? Почему заинтересовали сложные гармонии, сложные размеры? А ведь мы на голубом глазу были уверены, что люди только этого и ждут, что мы будем развлекать их этой заумью. Но на самом деле слушатели всегда одинаковы, им подавай что-то подоступнее.
   Е.Л. Есть у тебя песни, популярность которых тебя раздражает?
   В.Д. «Любитель жидкости» — песня, которую мы почти не играли на концертах. Потому что хотелось петь более интеллектуальные песни, а это милая песня для посиделок с друзьями. Чиж сделал эту песню хитом, и получается, что это самая известная песня «Хронопа», и теперь ее глупо не играть. Ситуация, конечно, не совсем нормальная.
   Э.Н. А какие напротив не оправдали ваших ожиданий?
   В.Д. Зачастую песни, которые мне кажутся важными, оказываются никому не нужными, кроме меня. Есть, допустим, песня «Последний поход на небо», которая мне кажется шедевром, но осталась незамеченной.
   Е.Л. А может быть, то, что ты делаешь, слишком хорошо? Может быть, ты переоцениваешь страну и публику?
   В.Д. Наверное, переоцениваю. Я люблю эту страну за то, что в ней говорят по-русски. Я живу там, где меня должны понять. Вроде бы страна мне не очень нравится, но когда я приезжаю туда, где не говорят по-русски — это для меня просто трагедия!
   Е.Л. Был ли у тебя в жизни момент, когда ты чувствовал «звёздную болезнь»?
   В.Д. Нет. Я наоборот постоянно занимаюсь самоедством: постоянно заморачиваюсь над тем, что мои песни недостаточно хороши, хотя кто-то говорит об обратном. Это вообще моя характерная черта.
   Е.Л. Какой год был для «Хронопа» и Демидова временем абсолютного счастья?
   В.Д. Хроноп не может быть счастлив. По определению. А вообще, наверное, абсолютно счастливыми можно считать первые годы существования группы, когда мы были молоды и полны сил. Мы чувствовали себя бойцами на передовой. Наши песни были и агиткой, и просвещением.
   Э.Н. А к какому музыкальному направлению вы можете отнести себя сегодня?
   В.Д. Мне нравится чувствовать себя частью русского рока. Такого явления, как русский рок, нет нигде больше. Хотя в принципе этот стиль умер. Ровно пять лет как умер. После 2002 года хороших песен было крайне мало. Происходит стагнация стиля. Благодаря «Нашему радио» в 1999-2000 был последний взлёт. Но потом — резкий спад, новые группы быстро сникли. Наверное, любой формат, каким бы он ни был, подрезает крылья. А в искусстве важно быть иным.
   Э.Н. Как вы для себя определяете понятие «русский рок»?
   В.Д. Фактически это попытка адаптировать классический рок под русское стихосложение — русские слова слишком громоздки. Нужно было удлинять строку. И революция заключалась именно в том, что в фирменный бит были втиснуты русские слова. При этом русский рок достаточно мелодичен. И я думаю, что если бы он не был таковым, то не имел бы и десятой доли своей популярности. Напевность для русского уха гораздо более важна, чем ритмика.
   Э.Н. Русский рок востребован сейчас аудиторией?
   В.Д. Не слишком. Он нравится тем, кто на нём воспитан. Я вообще не оптимистично смотрю на развитие этого направления. Я вслушиваюсь в песни молодых групп. Мне очень хочется услышать, как они понимают этот мир. И слышу какой-то абстрактный протест против абстрактного же зла. И пока не нашел группы, которая бы создала новый космос из своих песен. А ведь каждая группа должна создать свою узнаваемую вселенную.
   Е.Л. А ты уже нарисовал свой иероглиф — разгадку бытия от Вадима Демидова? Есть ли некий главный месседж, который несёт группа «Хроноп»?
   В.Д. Есть. Стать бессмертным, а потом умереть. А если серьёзно, то я об этом не задумываюсь, не формулирую кредо. Всё получается как получается.

   Беседовали Евгений ЛАВЛИНСКИЙ и Эмилия НОВРУЗОВА
   «Новая газета в Нижнем», декабрь 2007 г.