Вадим Демидов: «Большой поэт не может адресовать свои вещи узкому кругу филологов — он голос поколения»

«Стихи два»

— Вадим, 22 ноября в «Безухове» презентуете новую поэтическую книжку. «Стихи 2» отличается «настроением» от первой?

— Да, вторая книга весьма существенно отличается от первой. В ней меньше лирики, меньше моей семьи. Зато навалом того, что я бы назвал гражданской поэзией. Не в последнюю очередь связано это с круговертью происходящих в стране событий. Я не могу не реагировать на них.

В каком-то смысле сборник «Стихи 2» похож на дневник, в котором я рефлексирую на новости. Я вышучиваю их, я абсурдирую их, гиперболизирую. Короче, не без сатиры. Кроме того, в книге довольно много места занимает цикл, который я называю «нижегородским». В нем я мифологизирую и Нижний, и Щербинки, в которых живу — «Свидетели Горького», «Старик Евстигней», «Щербинковская мордва»… Если этот цикл продолжится, то логично будет издать его отдельной книжкой.

— На Facebook вы писали, что книжка очень важна для вас. Почему?

— А важная она для меня, потому что… Я и не думал, что сочинение стихов настолько захватит, и будет вторая книга. Кстати, составлена она здорово, на мой взгляд. А составлял ее Кирилл Лодыгин, удивительно он этот сборник «прокачал». Когда я читал стихотворение за стихотворением в расстановке Кирилла, понял, что книга сложилась в хороший роман. С хронологией, с тематическими рифмовками.

— Почему название «Стихи 2» повторяет предыдущее?

— Это такой старый рок-н-ролльный прием: к примеру, «цеппелины» им пользовались — I, II, III, на четвертом альбоме они, правда, сломались. А «Стихи 3» обязательно появятся. Если мы все не сойдем с ума от этой всей круговерти.

— В таком случае можно ли сказать, что ваш поэтический голос возникает из сопротивления, или, допустим, нежности?

— Может, и из сопротивления. Я не тот, кому все дается запросто. Приходится порой заставлять себя писать. Хорошие стихи возникают, если ты ведешь с кем-то заочный диалог, причем твой визави может и не догадываться об этом. Но это и не важно. К примеру, ты не соглашаешься с кем-то, но, вместо того, чтобы утомительно спорить в «Фейсбуке», просто пишешь стихи. Любая фраза собеседника открывает целый новый мир в твоей голове — садись за клавиатуру и вперед! Но сейчас, когда книга издана, я переключился на песни: пора заниматься новым альбомом.

«Я устал жить на вулкане»

— Существует ли в вашем обиходе понятие «большой поэт»? Какие для этого критерии подберете?

— Большой поэт — это поэт-новатор. У него своя оптика, свои темы. Копиисты большими не бывают. Сегодня довольно много тех, кто мог бы назвать себя новатором. Возможно, они даже в Нижнем есть, но новатор еще и должен уметь завоевывать аудиторию. Большой поэт не может адресовать свои вещи узкому кругу филологов. Он голос поколения. Со всеми вытекающими.

— Мне вспомнилось: «Поэзия всегда в каком-то роде — это завоевание чего-то». А вы что-то пытаетесь завоёвывать?

— Внимание, в какой-то мере. Иначе бы не было книг, презентаций, выступлений. Но тот же Бродский говорил, что поэту надо спокойно смотреть в пустоту и не ждать, что она тотчас зарукоплещет. Ты с пустотой один на один. Конечно, это требует от поэта силы.

По-любому главное, чтобы самому нравились стихи, а не кому-то.

С другой стороны, если бы мне была настолько важна любовь большой аудитории, то я бы, наверное, писал бы что-то попроще, с мимимишными рифмочками. Писал бы попсово — без грубостей, без жестокостей, без абсурдинки. И о том, чего ждет аудитория. Я же постоянно зарываюсь в какие-то сложные психоделические сюжеты. Провоцирую! Хотя в книжке есть вещи «с эмоцией», которые будут понятны людям, совсем далеким от поэзии.

— Вы принимали участие в одном из мероприятий в рамках проекта «Нижегородская волна». Вам это интересно?

— Эх, если бы в наши годы такое было! Тогда поэты были очень сильно разобщены. А теперь есть центр, есть вечера поэзии и критики, есть фестивали. Я принимал участие в первой «Технике чтения» и, знаешь, мне понравилось. Выступал критик Артем Филатов, и он довольно лихо мои стихи разобрал по косточкам. И чтобы его вдохновенному спичу о моих стихах не пропадать, я попросил его перенести слова на бумагу. Это его эссе и завершает книгу «Стихи 2».

— А какие различия между ВД-музыкантом, ВД-писателем и ВД-поэтом? Уместно ли тут говорить о различиях?

— Казалось бы, это все об одном; но есть нюансы. Уверен, что части поклонников «Хронопа» мои поэтические опусы кажутся довольно странными, и не удивительно — мой песенный язык гораздо доступнее поэтического. Хотя, впрочем, и песни от альбома к альбому у нас получаются все более «завернутее», я просто не умею топтаться на месте, все время музыкальный материал усложняется.

Различия, думаю, еще и в том, что «Хронопу» скоро тридцать лет, он зрелый и мудрый, а поэту Демидову только полтора годика — он младенец и ему дозволено орать и грязнить подгузники.

— Чего музыканту и поэту Демидову сейчас не хватает? Есть такие ощущения?

— За этот год я устал жить на вулкане. Знаю, что есть люди, которые подпитываются от растекающейся под ногами лавы, их катализирует такая движуха. Но я другой. Лучшие песни я писал в самой спокойной обстановке. И первый роман писал, не отвлекаясь ни на поденщину, ни на скорбные думы. Если я о чем-то и жалею, так о том, что наша нефтяная страна не придумала какую-то систему грантов для таких как я. Хорошо, что друзья помогают как-то выживать.

«Хроноп». ВД о БГ

— Как сейчас дела у «Хронопа»? Чем группа живет, что делает и что за «Сейчастьем» «Хронопу» видится?

— Собственно, можно сказать, что «Хронопа» сейчас не существует. То есть он живет как идея, как совокупность старых и новых песен, альбомов, но людей в нем осталось двое — я да Паша. Иногда появляются музыканты, которых мы прослушиваем. Но пока все как-то «на булавках», не срастается. Только кажется, что в Нижнем полно музыкантов, но в реальности много людей, которые хотели бы быть музыкантами.

Если бы ты меня прошлой осенью спросил, что мне видится за «Сейчастьем», я бы мог что-то конкретное и разумное выдать, но сегодня, когда не только «Хроноп» на булавках, но и вся страна, любой прогноз смехотворен. Уверен в одном: запись следующего альбома (а для нас он юбилейный) будет архисложным делом. Денег нет, музыкантов нет, но как-то придется выкручиваться.

— Вы знатный любитель песен «Аквариума». Порадовал вас новый сольник Гребенщикова?

— Альбом очень хороший. Он совпал со временем, а это очень высокая оценка ему. Может показаться, что альбом мрачен, тексты горьки, но я бы сказал, что это такой возглас «Волки!», который прозвучал не позже и не раньше, чем следовало. Прекрасных песен там немало, но, пожалуй, выделю «Пришел пить воду». В течение пары-тройки недель я крутил ее по кругу. Помогала жить.

— В это воскресение вы будете выступать в столице. Одна поездка с концертом в Москву по-прежнему дает больше эмоций, чем несколько выступлений в Нижнем?

0

— Необязательно даже с концертом. Достаточно разговоров, общения. Иногда ты приезжаешь с ощущением, что все-все знаешь, но поговоришь с каким-нибудь критиком, каким-нибудь артистом в широком смысле, и чувствуешь прилив новых мыслей, новых идей.

Но ехать не обязательно в Москву: то же может случиться и в Питере, и в Лос-Анджелесе. Главное, чтобы была культурная столица, эта особая среда, где все вдохновляет.

— Некоторые думают, что человек способен самореализовываться исключительно через страдания или счастье.

— Мне эта достоевщина не близка. Человек должен жить хотя бы на широте Барселоны, чтобы тепло, фрукты, и хорошо, чтобы еще и океан. Не знаю, замечал ли ты на картинах мастеров Возрождения (а те в основном были итальянцы), что там солнце пробивается сквозь облака видимыми стрелами лучей? Я знаю эти картины с детства и всегда полагал, что это такая художественная условность. Не могут лучи так явно проступать на небесах.

Так вот художники не врали, лучи в Италии видимы. Поэтому и жизнь другая. Ты, наверное, слышал поговорку «Итальянец — это веселый русский». Вот и ребята на обложке «Сейчастья» сидят именно на итальянском берегу. Им не нужно самореализовываться через страдания, через войну — это исключительно русский крест. Но только почему мы должны покорно его нести? Может, хватит уже войн и страданий?..

Дмитрий Ларионов