Операция Ни дня без строчки продолжается…

Дискотеки в холодильнике
Когда хронопа нет дома, в его холодильнике проходят дискотеки. За яблочные вертушки встает Мистер Кабачок. Он исповедует музыку транс, и сам торчит на мороженых грибах. Кислотой торгует Мистер Лимон, в принципе он мог бы продавать ее из-под полы, но продает из-под цедры. Главный конкурент Мистера Лимона – Мистер Грейпфрут, хотя его кислота горчит. Наркоконтроля в холодильнике нет, танцпол закидывается в открытую, но по наблюдению некоторых старожилов, без стрема кайф не тот.
А когда хроноп приходит домой и открывает холодильник, там уже все готовые и уже можно есть.

Перчатки, варежки и карманы
В перчатках хронопа летом живут зверьки. Левую занимает колония абрикотов, у них оранжевые головы и пушистые хвостики. Правую оккупирует семья собакаторов, вроде такс, но без шашечек. Абрикоты разместили в мизинце туалет, в большом пальце – общую спальню, в остальных — книжные шкафы. Собакаторы – их пятеро, спят каждый в отдельной комнате, гадят в ночные горшки.
Наступает осень, и у хронопа начинают мерзнуть руки. Он пытается выгнать из перчаток абрикотов и собакаторов, ну куда там, закрылись на все замки, вывесили таблички «не беспокоить».
Хроноп выставил осаду. Перекрыл поставки еды. Выставил троянского коня. Тем хоть бы хны.
Живут автономно. По вечерам поют псалмы.
Уже зима глядит в глаза, а хроноп все ходит без перчаток.
Полез в сундук доставать старые варежки, там тоже занято – птичегары какие-то. Нет, бы улететь на юг, как все нормальные, так они по варежкам зимуют. Пытался их выкурить дымом, а они его вдыхают через клюв и торчат.
Придется, так всю зиму и проходить — руки в карманах, и то их надо скорее занимать, пока там не завелись какие-нибудь пчелакулы или мухараны.

Опять мучил гитарный хребет в студии.
Партии, которые были сыграны еще Юрой, подустарели в свете новых идей. Акустику записал в СТОЯТЬ и ПЛОЩАДЬ СВОБОДЫ. Вроде почетче стали звучать.
Завтра еще поработаем над миксами.

Хроноп и старики-макаронники
Каждую пятницу хроноп ходит за макаронами в дом, где живут старики-макаронники. В квартире №1 живет старик-макаронник, у которого вместо бороды растет первосортная лапша, которую так любит хроноп. К тому времени, как хроноп пожаловал к старику-макароннику, его борода выросла уже на полметра. Хроноп берет ножницы и остригает старика-макаронника.
В квартире №2 живет старик-макаронник с бородой-спагетти. К нему хроноп заходит следом. Спагетти тонкое, кудрявое. Хроноп доволен – для соуса песто в самый раз.
В квартире №3 живет старик-макаронник, чьи ракушки и рожки наивкуснейшие. К тому же они зеленого цвета, как в «Спаре». Борода короткая, но старик разрешает брить и на груди.
В квартире №4 живет старик-макаронник, у которого борода – прямоугольные пласты теста. Это как раз то, что нужно, чтобы приготовить лазанью, пальчики оближешь.
Вечером хроноп занят на кухне, готовит итальянские блюда. А завтра он пойдет к старухам-песочницам, а то ему уже нечем чай сластить…

Рулетка
Хроноповская рулетка – национальная игра хронопов. Для игры нужен хороший букет роз и немного свободного времени. Правила просты. Хронопы рассаживаются за круглым столом. Каждый по очереди достает из букета одну розу и подносит ее бутоном к виску, как дуло.
Известно, что каждая шестая роза заряжена пулей. Пули бывают разные: некоторые взрывают мозг, другие – отскакивают от кости. Правда, случаются и осечки. Вероятность того, что роза выстрелит, составляет не более десяти процентов. Хотя бывают букеты, в которых каждая вторая роза огнестрельная.
Фамы запретили хроноповскую рулетку законодательно. И хронопы играют в свою игру только темными безлунными ночами. А то в последнее время среди лун нередки случаи доносительства…

За последнюю неделю Алекс свел в черновом варианте практически весь альбом. При прослушивании выяснилось, что песни требуют не только исправления мелких помарок, но и дописывания партий – иначе бедновато звучат… Чем и придется заниматься ближайшие дни.

А бред все крепчает!

Хроноп и художества
Сексуальные меньшинства находили в хронопе мало привлекательного. Они приходили в его квартиру пораньше и пытались сделать его лучше. Раскрывали свои саквояжи, вытаскивали оттуда пакеты с красками, и писали по хронопу, как по холсту.
После их работы он иногда напоминал автопортрет Рембрандта, иногда портрет дамы с черным галстуком кисти Модильяни. Но всякий раз, оглядев холст со всех сторон, меньшинства не были удовлетворены и вновь старались облагородить хронопа. Они пририсовывали ему пушок на груди, припухлость за ширинкой, удлиняли ноги. С лицом тоже экспериментировали. Высаживали на голове кусты плакучей ивы, выпрямляли нос на манер римского, делали ямочку на подбородке. Эксперименты длились так долго, что хроноп забыл, как он выглядел раньше и потому постоянно здоровался с зеркалами. А на таможне его всегда останавливали, так как фотография в документах никогда не соответствовала текущей внешности хронопа.
Но секс-меньшинства не отставали от хронопа. День и ночь они совершенствовали его экстерьер. Вместо головы они приставляли узбекскую дыню, вместо плеч – связки бананов. Почему-то так им нравилось больше, однако он еще был далек от идеала. Они успокоились лишь, когда место глаз хронопа заняли юркие рыбки, а место рта – изящная раковина. Меньшинства гладили глаза-рыбки, буквально впивались губами в раковину.
Сначала хронопу нравилась работать натурщиком, но только до того, как все художники превратились в парикмахеров и стилистов…

На собрании «анонимных министров»
Хроноп случайно побывал на собрании «анонимных министров». Они собирались на явочной квартире, а она расположена на той же лестничной клетке, что и жилище хронопа.
Министры сидели кружком и по очереди брали слово. Первым встал министр растраченных финансов.
— Я плохой министр. Но я уже целых пять дней продержался без отката фиников. Три дня — без увода лимонов в оффшорную зону, два дня без крышевания финансовых сухофруктов. А взятки сельдереем я свел к нулю еще в прошлом месяце…
Каждое слово выступающего сопровождалось одобрением других министров. Гремели аплодисменты и реплики «вот бы мне так».
Между тем министр растраченных финансов продолжал:
— Я плохой министр. Я все еще не могу отказаться от нефтегазовых кольраби федеральной брюквы в пользу своего кармана. Чтобы не оказаться на бобах, я собираю по два эстрагона с аудиторской спаржи и ни с кем не делюсь. Но вот уже неделю отворачиваюсь от комиссионных с конверсионных операций между спаржей и базиликом.
Опять аплодисменты. Министр растраченных финансов сел. Он доволен выступлением. Ему вручили жетон, которым отмечают вставших на путь исправления.
Затем слово взял министр внутренних делянок.
— Я плохой министр. В зонах вооруженных корнеплодов и политической нестабильности отдельной моркови я насаждаю репей, полынь и крапиву. Использую провокации с помощью кавказских специй. Земляная груша огрызается, но белокочанный напалм еще никто не отменял. Зато я уже три дня не воюю с чабером на континентальном шельфе. И уже целую неделю продержался без стрельбы ревенем по остаткам бандформирований брокколи…
Другие министры одобрительно переглядывались и кивали. Вручили жетон и ему.
А хронопу нечем и похвастаться. Его министерский портфель забит коррупцией белых стихов и диверсиями опасных для здоровья песен.

Хроноп с кредитами
Теперь кредитуют не в банках, а в темных уголках рабочих окраин. К вам подходит компания немодно одетых людей и оценивающе присматриваются к вашим возможностям по возвращению кредита. Если вы потенциальный клиент вам тут же выписывают сильный заем под дых. Вы складываетесь пополам. Далее следует хорошенький кредит ребром по шее. Если клиент еще стоит, можно испытать на нем прямой европейский транш ногой в голову. Такой – что даже любой фонд Сороса позавидовал бы. Теперь можно перейти к умеренным, но болезненным инвестициям – по почкам, по ребрам, по глазам.
Хроноп однажды набрал столько кредитов, что еле ноги унес. Но возвращать их бесполезно. Банк уже распустил штат, сменил адрес и вообще, возможно, объявил себя банкротом.
Подобное кредитование редко бывает безболезненным для клиента.

Последний полет
Как-то в одночасье птицы перестали летать. Первой перестала летать птица-наполеон. Восемь коржей, сливочная помазка – лежит на блюде и летать отказывается. С птицы-наполеон даже перья сошли. Потом пошла в отказ птица-круасан, слоеное тесто, завернутое рогообразно, а внутри заварной крем, вкуснятина. Следом летать отказалась и птица-пирожное картошка. Крылышками бяк-бяк и шмяк на тарелку.
Дальше вообще обвал отказниц – птица-коврижка с марципаном, птица-песочное колечко, птица-пончик с ванильным наполнителем. Все они если и соглашались лететь, то прямо в рот. А потом в пищевод.
Дольше всех держалась птица-торт «Прага». Прилетела из Европы вместе с грачами, изображала из себя гламурную ветреницу. Но крем камнем давил на мозг, и земное притяжение тоже делало свое черное дело. Хроноп, который видел мучение птицы-торт «Прага», поймал ее на лету в открытую ладонь.
Посмотрел, кто стоит рядом – о, фамы! И метнул в лицо одному из них со всего размаха. Крем растекся до груди, испачкал твидовый пиджак фама.
Это был последний полет птицы-торт «Прага». И он был прекрасен!