Вадим Демидов: «Разубедить может только жизнь»

Роман нижегородского писателя «#Яднаш» в начале марте выйдет в крупнейшем российском издательстве «ЭКСМО» и будет выдвинут на премию «Большая книга»

Музыкант, писатель, коллажист, журналист – в Нижнем Новгороде и далеко за его пределами Вадим Демидов известен сразу в нескольких ипостасях. Его любят и к нему прислушиваются. Властителем дум, впрочем, Вадим Демидов себя не считает – такого, по его мнению, ни в Нижнем, ни в современной России просто нет. А должен бы появиться.

Роман «#Яднаш» был написан Демидовым сразу после начала украинских событий, расколовших российское общество. Этому расколу и посвящена книга. При этом действие романа происходит в поволжском городе, в котором легко узнается Нижний Новгород. Активные нижегородские блогеры найдут на страницах романа и знакомых персонажей, и даже целые реплики из социальных сетей – Вадим подробно описывает ожесточенные споры вокруг открытия в городе ресторана «Сталинская дача».

В прошлом году «#Яднаш» был опубликован в Нижнем Новгороде. И вот совсем скоро – в начале марте – увидит свет в Москве, в крупнейшем российском издательстве «ЭКСМО». Роман настолько понравился столичным редакторам, что они приняли решение в 2016 году номинировать его на премию «Большая книга».

Ну а поскольку добрая половина романа происходит в Фейсбуке, именно так – через социальную сеть, «МК в Нижнем Новгороде» и решил пообщаться с Вадимом Демидовым.

– Текст романа, который в начале марта выходит в «ЭКСМО», как-то отличается от той версии, которая была выпущена в Нижнем Новгороде?

– Редактор издательства только выкинула два-три матерных слова. Причем нецензурщину в итоге выбросили, чтобы книгу можно было не упаковывать в целлофан и в магазине ее можно было полистать.

– Итак, текст принципиально не изменился, несмотря на то, что с момента описываемых событий прошло больше года, и даже ресторан «Сталинская дача», который в романе фигурирует как «За Сталина», уже закрыт. Означает ли это, что своей актуальности роман не потерял?

– Вообще, я думаю, что моя книга заняла в городе какое-то правильное «по феншую» место и сыграла свою роль в закрытии печально известного ресторана. Но актуальность его в другом. Я сам для себя пытался разобраться, как смогут эти два непримиримых лагеря – почвенники и либералы – ужиться на одной территории. И вообще-то ответа у меня так и нет. Возможно, и не смогут.

– Мы, нижегородцы, понимаем, что действие романа происходит в Нижнем Новгороде, хотя название города в романе нет. Оно непринципиально? Эта «агрессия высочайшего градуса» сегодня свойственна всей России?

– Для меня это принципиально – все мои романы (преимущественно и стихи) о Нижнем. Я певец малой родины. Но я стараюсь на нижегородской платформе уловить типические для всей страны вещи. В дебютном романе я рисовал ситуацию закрытого города, но все местные коллизии середины 80-х будут понятны и в Екатеринбурге, и в Кирове, например. Агрессия сегодня вышла из берегов повсюду в России. И раскол общества повсюду. И новости гротескные, и абсурд бесконечных запретительных указов власти. Но мне интересна именно нижегородская ситуация. Мне интересны местные люди. Ведь прототипы героев романа прозрачны – Света Кукина, Гера Князев, Стас Дмитриевский, Женя Габелев. И Ольга Китова, «хозяйка» ресторана. Да и Славка, независимый журналист – это немножечко Ирина Славина, только в мужских брюках. Мне нужен в романе журналист-мужчина, чтобы я мог к нему пристроить и свои черты. По сути, Славка транслирует мои реальные посты в фейсбуке.

В романе я только чуть-чуть подталкивал героев, собственно они действовали сами в соответствии со своим психотипом, со своим характером.

– Прототипы не обиделись?

– Думаю, они повеселились, когда узнали себя. Обид никто не выказывал. Хотя их интерпретация поступков героев иногда отличалась от авторской, но это даже хорошо. Я специально оставлял небольшой люфт, зазор в трактовках, недосказанность, чтобы читатель мог отрефлексировать события по-разному. Особенно много споров было по эпилогу. Достраивались версии, которые я совершенно не закладывал.

– Не будем пока раскрывать финал романа для тех, кто его не читал. Поговорим о разобщенности, о делении на «фундаменталистов» и «либералов», на своих и чужих. Накал этой внутренней вражды – видишь ли ты его сейчас, в современном российском обществе? На твой взгляд, ситуация обостряется?

– Увы, противостояние идет по очень важному вопросу: как мы хотим дальше? Мы хотим жить в режиме осажденной крепости? В стране, где есть нечто, что главнее закона? В стране, где попираются права личности? Или все же мы европейская страна и наш выбор – свобода и уважение личности? Разумеется, у каждого лагеря свои взгляды, и это нормально. Но нет площадки, кроме Интернета, где бы можно было защищать свою позицию и проводить ее в жизнь. Власть предпочитает гасить все начинания, что возникают не под ее диктовку, и в итоге тут, конечно, возможны самые страшные эксцессы. Да, ситуация нагнетается.

– Получается, что события на Украине, отношение к Сталину — не причины, а лишь повод для выплеска куда более серьёзных противоречий?

– В романе я думаю над тем, когда случилась та точка бифуркации, с которой в государстве российском все пошло не так. Может быть, это началось, когда по Первому каналу нас стали учить пить мочу, а может, с появления Распутина в царской семье. Вариантов множество, и они не совсем смешные. Вообще, как известно, деление на западников и славянофилов первый заметил Гоголь, так что ему полтора века. И порой противостояние еле-еле тлеет, оно загнано под почву, а иногда, как после «крымнаша» оно вылезает стремительно вместе с дикостью и ненавистью.

– В романе упоминаются случаи, когда из-за полярности мнений рушатся семьи, когда друзья становятся врагами. Те, кто следит за нижегородским сегментом Интернета, тоже становились свидетелями массового удаления бывших друзей. Тебя самого, насколько я знаю, это тоже коснулось. Вы долгое время работали вместе с Захаром Прилепиным, но отношение к событиям на Украине вас разъединили. Стоит ли оно того? Отстаивание собственного мнения важнее дружеских отношений?

– Тут надо вот что понимать. Степень свободы системы, например – страны, определяется степенью ее сложности – много ли вариантов ее дальнейшего развития, работают ли социальные лифты, участвует ли народ в жизни государства, есть ли сменяемость власти. И когда общество сложное, человек выбирает себе в друзья, в собеседники того, кто, скажем, кажется ему прикольным, интересным. Поэтому в обществе до «крымнаша» мы легко могли общаться с Захаром, и то, что он нацбол, а я, видимо, антинацбол, нам не мешало – мы болтали о литературе, о музыке. Он слушал «Хроноп», ходил на концерты – иногда всей семьей и с кучей друзей. А я был поклонником его «Саньки», это очень драйвовый роман.

Но за последние два года страна стала сильно примитивной, и дихотомия «прикольный – неприкольный» уже не работает, вместо нее возникла дихотомия «хороший и плохой», где плохой – тот, кто не относится с восторгом к каждому шагу Родины, тот, кто ее критикует. И в таких условиях наше общение прекратилось. Дружба рушилась по той же причине.

Мой круг общения сильно изменился. Разумеется, мне уютнее среди тех, кто думает так же как я. Но, конечно же, есть исключения. Я совершенно нормально общаюсь и людьми иных взглядов – просто при разговоре приходится обходить острые углы. Я недавно ездил петь в небольшой городок под Казанью. Меня пригласил хозяин ресторана, он местный депутат-коммунист. Человек, который на свои деньги устраивает в городе рок-фестивали, спортивные мероприятия, он очень активный. В Нижнем нет ему аналога. Так вот он ярый государственник, «крымнашист», и мы с ним проспорили целый день. Ух, какой был спор! И расставаясь, мы обнялись, и он сказал – «знаешь, мне нужно многое обдумать после наших разговоров». С теплотой я ту встречу вспоминаю.

А Гера Князев, наш блогер-активист, однажды предложил ящик хорошего красного вина, если я смогу перетащить на свою сторону кого-нибудь из «другого лагеря». И даже не раз я такие попытки предпринимал. Но на вербальном уровне, доказательствами, аргументами, это нельзя сделать. Только когда в кармане становится меньше денег и холодильник не так забит, как раньше, можно изменить позиции человека. Разубедить может только жизнь.

– И еще одна цитата из романа: «В нашем городе не задалось с властителями дум». А возможно ли в принципе, на твой взгляд, появление в Нижнем Новгороде такого авторитетного человека, чье мнение могло бы влиять и на общественное сознание, и на поступки власти?

– В обществе явный запрос на человека, являющегося моральным авторитетом. Но чем сегодня может определяться его авторитет? Наверняка не мировоззрением, не его взглядами, а личной биографией – может быть, его страданием, его мытарствами, мукой мученской, каким-то страшным необычным опытом. То есть нужен человек, стоящий рядом с Голгофой. Этакий русский Нельсон Мандела, вероятно. Несгибаемый чистый храбрец. В Нижнем такого нет.

– Появится?

– Не исключено. Если гайки будут заворачивать, он обязательно появится, и не один.

Максим Калашников