Это миниатюра тоже вошла в роман, однако она не архивная, я ее написал специально для романа.

Соседи-фамы
Хроноп с первой получки купил электрогитару, сделанную из репчатого лука и французского батона. В магазине, находящемся в центре всех городов, ему предлагали гитары из арбуза и стручков фасоли, из манго и кокосовой стружки, наконец, из сыра рокфор и копченой колбасы «Брауншвейгская». Хроноп взял аккорды ля-минор и ре-минор на каждой из них, но домой принес ту, что сделана из репчатого лука и французского батона. Уже дома он обнаружил, что гитара снабжена струнодержателем Floyd Rose и тремя съедобными звукоснимателями типа single.
Хроноп настолько был рад приобретению, что захотел сразу испробовать его в деле. Он немедленно размотал длинный шнур и воткнул его в розетку.
В течение всего вечера хроноп, не переставая, лупил по струнам. Он исполнил песню «Три самые лучшие вещи на свете», исполнил песню «Подарил я своей малышке на день рождения ветер», исполнил песню «Сколько мне, я забыл – 18 или 36?». Хроноп сочинял их на ходу и тут же забывал.
При этом после каждой песни он откусывал кусочки то от грифа, то от деки. Насыщение происходило обратно пропорционально величине гитары.
Живущие за стенкой соседи-фамы, обеспокоенные шумом, произведенным хронопом, до поры до времени затыкали отверстия ушей своими мозолистыми пальцами, однако когда пальцы стало сводить от напряжения, набрали номер полиции.
Когда закон ворвался в квартиру хронопа, от его гитары осталась луковая шелуха и горелая хлебная корочка. Обеспокоенные соседи-фамы, под ручку с законом долго ходили по комнате хронопа, выискивая то, что издавало столь громкие звуки. И не найдя ничего кроме луковой шелухи и горелой хлебной корочки, изумились.
А хроноп стал дожидаться второй получки, чтобы купить гитару, что выполнена из манго и кокосовой стружки. А возможно, к тому времени в магазин поступят и другие модели…

Очень симпатичную рецензию на альбом ЛУЧШЕ ПОЗДНО написал Старый Пионэр.

Кабаре так кабаре.

Еще одна миниатюра, вошедшая в мой первый роман. Написана году в 93-м.

Взгляды на власть
Каждый раз, подходя к правительственному зданию, хроноп задерживает дыхание и на цыпочках подкрадывается к ближайшей скамейке в сквере напротив. Заняв удобную позицию и вынув из мешочка сдобные сухарики и бисквиты, он с неописуемым удовольствием наблюдает за одетыми с иголочки служащими правительственного здания. Насытившись, хроноп собирает крошки от бисквита и незаметно обсыпает ими проходящие пиджачные спины.
Спустя несколько минут служащие замечают, что их замечательно скроенные костюмы белы от перхоти. Обеспокоенные, они достают из оттопыренных карманов одежные щеточки и начинают чиститься с основательностью птиц среднего размера. Приведя себя в порядок, служащие расходятся по кабинетам и издают указ о запрещении продажи хронопам сдобностей и сладостей в количестве, превышающим их возможности в поедании, не отходя от прилавка.

Меня спрашивают, почему я вдруг закончил кортасаровский цикл…
Главная причина — я неожиданно почувствовал потребность все-таки дописать продолжение моего дебютного романа СЕРЖАНТ ПЕППЕР (видимо, это будет СП-2), действие теперь происходит в наше время, а герои все те же — хронопы. Начиная после возвращения из Венеции новый роман, я не собирался снова писать о хронопах, однако примерно на 50 странице хронопы стали стекаться на страницы сами.
В сентябре я написал около 80 страниц нового романа. Сейчас начал с того, что все переписываю заново. Стилистически эти романы будут разными. Если первый был антиутопией (во всяком случае друзья об этом говорят), то второй — фантасмагорический треш. Описывать сегодняшнее время иначе у меня — увы — не получается. Кстати, у Сорокина и Пелевина тоже:)))
В общем, пока есть драйв — буду писать новый роман.

И о бонусе.
Первые рассказики из Потерянного Кортасара я сочинил еще в 80-х. Некоторые из них вошли в мой первый роман. В том числе эти. На мой взгляд, они более напоминают стиль Хулио.

Хроноп ищет работу
Выслушав несколько досадных упреков жены, хроноп вынужден идти искать работу. Он натягивает худший, дырявый на локтях, костюм, не бреется и завтракает чесночной пиццей. Растревожив остатки волос, он, наконец, довольный выходит на ту улицу, где только что прошел дождь и где его с ног до головы сердито окатывает старое такси.
Ничуть не обеспокоенный, хроноп звонит из телефонной будки в процветающую рекламную компанию, где, по его мнению, вакансий нет. К безмерному удивлению хронопа его приглашают на переговоры, по окончанию которых он получает место начальника отдела по неоновым конструкциям. Осматривая свой кабинет, он с грустью обнаруживает, что секретарша молода, венки из живых цветов восхитительны, а скрепок в столе достаточно, чтобы цепочка из них могла обогнуть земной шар по Гринвичу.
Все это невольно ухудшает настроение, и в голове крутится единственная мысль: может быть, стоило все-таки побриться…

Под Ватерлоо
Хроноп, путешествующий по Европе, не может не заехать в селение под названием Ватерлоо. Там он обязательно отстанет от своей экскурсионной группы, вынет из рюкзака водяной пистолет, заранее купленный в столице, и пустит струю газированного оранжада, направляя ее в предполагаемое место столкновение войск. Затем он, видимо, поочередно будет то знаменосцем, то санитаром, то раненым, то командиром батареи, то слугой императора. И только около трех часов пополудни хроноп сольется с остальными туристами и вновь будет выглядеть печальным и даже надутым, ведь термос разбился еще в самолете, в часах завелись жужжи, соседи нахальны, а женщины необъяснимы.

Как пишутся стихи и песни
Все спрашивают хронопа, как он пишет стихи. Все дело в пельменях. Правда, мороженные пельмени абсолютно глухи к стихосложению, поэтому мы будем говорить только пельменях сваренных.
Сваренный пельмень сначала надо поймать – иначе рифму он не отдаст. Еще точнее – надо поймать его вилкой, уколоть острием. Вот тогда он, может быть, вспомнит, зачем он на свет появился и расстегнет свое белое платье. И обнажит круглый животик.
Этот момент нельзя упустить! На животике сверкнут черные слова. Они очень маленькие, поэтому нужно поднести пельмень поближе к глазам.
Что у этого? «МедякАми-медикАмент»?
Или «бУсина-бабУсина»?
И скорее его в рот – иначе рифма не запомнится.
Чтобы написать одно стихотворение — достаточно полкило пельменей. Чтобы написать поэму — придется съесть килограмма четыре.
Пельмени с нотами тоже встречаются, хотя и редко. Пока их не проглотишь, фиг тебе, а не песня.